А. С. Пушкин приобщился к картам еще в детстве. Всерьез начал играть уже в послелицейские годы. Вот строчка из одного его письма того времени: «Всеволжский играет: мел столбом! Деньги сыплются!» О Никите Всеволжском Пушкин впоследствии скажет: «Лучший из минутных друзей моей минутной младости». Не раз садились они противниками за карточный стол. Весной 1820 года Пушкин проиграл Всеволжскому 1000 рублей и вынужден был в счет долга отдать свою тетрадь с четырьмя десятками стихотворений — свой первый поэтический сборник. Лишь в 1825 году Пушкину удалось выкупить ее обратно.
Еще не раз приходилось Пушкину покрывать карточные долги своими сочинениями. «Глава «Онегина» вторая съезжала скромно на тузе», — пишет Иван Великопольский, знакомый поэта, в своей «Сатире на игроков». Эту фраза чуть не стала поводом ссоры друзей.
Сидя за игральным столом своего постоянного карточного партнера князя Сергея Голицына на casinoargo.su, Пушкин неожиданно сочинил незамысловатые стихи, передающие ритм раздачи карт партнерам:
«А в ненастные дни
Собирались они
Часто,
Гнули, мать их ети!
От пятидесяти
На сто
И выигрывали,
И отписывали
Мелом.
Так в ненастные дни
Занимались они
Делом».
Чтобы не забыть, он тут же записал их на рукаве сюртука тем же мелком, которым вел расчеты на зеленом сукне. Эти строки впоследствии послужили первоначальным вариантом эпиграфа к первой главе «Пиковой Дамы».
В пушкинском окружении было всегда много знаменитых игроков. Чего стоит один граф Федор Иванович Толстой. Авантюрист, забияка, дуэлянт, картежный шулер. В 1803 году он попросился в экспедицию Крузенштерна, но так повел себя на корабле, что его высадили на Алеутских островах. С трудом добрался домой и с тех пор носил прозвище «Американец». Его не раз уличали в шулерстве. И Пушкин, однажды увидев как Толстой передернул карту, сказал ему об этом. «Да я сам это знаю, — ничуть не смутившись ответил мошенник, — но я не люблю, чтобы мне это замечали». Очень азартным игроком был и ближайший друг Пушкина Павел Нащокин. Он спустил на картах не одно состояние: как-то однажды за ночь проиграл деньги, золотые часы, столовое серебро, наконец, карету с лошадьми. И сколько же было таких ночей за карточным столом, забывались, как сказано в «Пиковой даме», балы для карт и предпочитали соблазны фараона обольщениям волокитства.
Однажды, по дороге из Михайловского в Москву, Пушкин попал в «дорожно-транспортное происшествие», в результате которого получил серьезные ушибы. Остановился в Пскове лечиться, откуда писал Вяземскому: «Во Пскове вместо того, чтоб писать седьмую главу «Онегина» , я проигрываю в штос четвертую: не забавно».
Самый «картежный» период жизни Пушкина — после ссылки и до женитьбы: «Я играю и проигрываю», — эти слова поэта можно отнести ко всем годам с 1826 по 1830. Даже на одной из станций дороги от Михайловского до Петербурга Пушкин проигрывает случайному проезжему 1600 рублей. Все его рукописи того времени испещрены столбцами цифр — подсчетами проигрышей и выигрышей. Первые неизменно берут верх, достигая иногда пятизначных цифр.
«Что до меня — то мне на честь
Досталась пламенная страсть,
Страсть к банку! Ни любовь свободы,
Ни Феб, ни дамы, ни пиры
Не отвлекли б в минувши годы
Меня от карточной игры», —
Читаем мы в строфах второй главы «Евгения Онегина», которые, правда, не вошли в окончательный текст. И хотя Пушкин отодвигает «страсть к банку» в «минувши годы», она не покидала его никогда. Даже женитьба не переменила его. У него постоянно не хватает средств. Эти средства он хотел пополнить игрой, но постоянно проигрывал, как все люди, нуждающиеся в выигрыше. Но не только заманчивая перспектива выигрыша побуждала Пушкина снова и снова испытывать судьбу. Были и другие движущие силы, пожалуй, посильнее.
Современники поэта отмечали, что «Пушкин очень любил карточную игру и особенно ощущения, ею доставляемые.» «Игру Пушкин любил как удальство». «Игра родит задор», — как отмечал сам поэт. «Я бы предпочел умереть, чем не играть», — признался он однажды англичанину, приехавшему по делам в Россию. Беря в руки карты, Пушкин, безусловно, надеялся выиграть, хотя предпринимал попытки разгадать «судьбы завет», выявить какие-то закономерности расположения карт. Возможно поэтому в бимблиотеке поэта были книги и по теории вероятности.
Увлекающийся, страстный, рисковый во всем, он и в игре искал опасных ситуаций, острых переживаний и ощущений. Эти гибельные наслаждения, эту поэзию риска он изведал сполна: и садясь за карточный слол, и становясь к дуэльному барьеру. Игрок — он был во всем игрок.
